Пока медсестра прилаживала вентиляционный прибор к дыхательной трубке Година, старик пытался что-то сказать.
Рави наклонился к его уху.
– Не пробуйте говорить, Питер. У вас была небольшая аритмия, – солгал Рави, – теперь ваше состояние устойчиво.
Годин зашарил перед собой правой рукой. Медсестра догадливо вставила в его пальцы ручку.
Годин нацарапал в блокноте:
...НЕ ДАЙТЕ МНЕ УМЕРЕТЬ! МЫ ТАК БЛИЗКИ К ЦЕЛИ!!!
– Успокойтесь, вы не умираете, – сказал Рави, хотя оптимизма не испытывал. Гипоксии ничего не стоило спровоцировать летальную водянку мозга. Успокоительно пожав Годину плечо, Рави приказал медсестрам держать больного на вентиляторе. Это приведет старика в ярость, но ему придется смириться.
Чтобы не выслушивать бесполезные протесты Година, Рави тут же вышел из Шкатулки. Закрывая люк, он увидел Зака Левина, который мчался от входа в ангар к Шкатулке.
– Что случилось? – испуганно спросил Рави. – Какие-то неприятности?
Прежде чем Левин смог заговорить, он несколько секунд переводил дыхание.
– Нейрослепок Филдинга добивает последние алгоритмы! Он ухитрился состыковать части мозга, которые до сих пор существовали в «Тринити» раздельно: область памяти и область обработки информации! А теперь он создает совершенно новую схему интерфейса. Я просто шалею, никогда не видел такого фейерверка гениальных решений! Вот человечище, я вам скажу!
– Как странно вы говорите о компьютерной копии Филдинга – словно о живом!
– А его уже и сейчас от живого трудно отличить! «Тринити» пока что – или уже! – работает на пятьдесят процентов плановой мощности. Но при этом у меня полное впечатление, что я разговариваю с человеком, с которым я работал два последних года.
– Вы вышли на пятьдесят процентов?
Левин радостно улыбнулся.
– Ага! И стремительно набираем темпы. Зря я, дурак, не верил Питеру. Он сказал, что теперь как с горы покатимся. Так оно и есть. Правильное у него чутье!
Рави пытался скрыть свое потрясение. Годин предсказывал, что девяносто процентов работоспособности станут "порогом тринитизации", то есть именно с этого момента нейрослепок превратится в полноценное самосознающее и сознательное существо.
– Вы употребили выражение "разговариваю с человеком, с которым я работал последние два года", – сказал Рави. – Стало быть, синтезатор голоса действует? Филдинг с вами разговаривает?
– Это некоторое преувеличение. Его речи не хватает связности. Но он старается. Впрочем, гладкость речи – дело наживное. Он нам не все может объяснить, однако конкретные результаты его работы ошеломляющие, и это главное. Теперь начинается отсчет часов до полного успеха.
Несмотря на двусмысленность своих личных интересов в этой ситуации, Рави испытал большой эмоциональный подъем. Они так долго ждали этого момента!
– И сколько, по-вашему, остается?
– От двенадцати до шестнадцати часов.
– Порог тринитизации будет действительно преодолен?
Левин, счастливо улыбаясь, закивал.
– Мы во Вместилище уже делаем ставки на время. Я поставил сто долларов на двенадцать часов. И я не единственный оптимист.
Рави невольно посмотрел на часы.
Через двенадцать часов.
Рехнуться можно.
– Насколько вы уверены в успехе?
– Настолько, насколько можно быть уверенным, когда имеешь дело с техникой такой сложности. Я должен немедленно доложить Питеру.
Это никак не устраивало Рави. Годин должен узнать о происходящем не раньше, чем Рави переговорит со Скоу.
– К Питеру сейчас нельзя. Он вас все равно не сможет выслушать. Мы его только что вытащили из клинической смерти.
Левин окаменел.
– Но он ведь жив, да?
– Жив. Однако на вентиляторе.
– В сознании?
– Да, но сознание затуманено. Вас он не поймет. И говорить не может.
– Он должен знать о нашем прорыве! Это удвоит его желание бороться за жизнь.
Рави прикинулся сочувствующим.
– У Година воли к жизни всегда было в избытке.
– Нет, вы не понимаете. Это известие его из могилы поднимет!
– Сожалею, Зак, я вас к нему пустить не могу.
Левин смерил Рави презрительным взглядом.
– Не вам принимать решения. Какое у вас право скрывать от Питера информацию такой важности?
– Я его лечащий врач.
– Ну так и занимайтесь своей гребаной работой. А мне и без медицинского образования ясно, что в этой ситуации лучшее лекарство для Питера – прямо сейчас узнать, что дело его жизни накануне успешного завершения!
Левин возмущенно отвернулся от Рави, вступил на платформу перед Шкатулкой и нажал кнопку ультрафиолетового дезинфектора.
Рави было заспорил, однако инженер, слушая ровное жужжание аппарата и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, полностью игнорировал невролога.
Остановить упрямого Левина не было никакой возможности. Не драться же! Да Годин и сам, чуть придя в себя, затребовал бы Зака к себе.
Рави поспешил к выходу из ангара. Следовало без промедления связаться со Скоу. Если Зак Левин не ошибается и «Тринити» заработает через двенадцать – шестнадцать часов, то Годин почти наверняка доживет до этого момента. И это опрокинет все их планы. Скоу подготавливал президента к провалу проекта «Тринити» и настраивал его против Година, на которого было решено списать все безобразия. Рави был помощником Скоу в этой подрывной работе. Но если Скоу в своих стараниях зашел уже непоправимо далеко, а Годин вдруг возьмет и за минуту до отхода поезда предъявит действующий образец обещанной научной революции, то Рави окажется, мягко говоря, в сомнительном положении. Питер Годин не из тех, кто прощает предательство. И с предателями он предпочитает разбираться не публично, а "домашними средствами". Перед мысленным взором Рави мелькнуло бесстрастное лицо Гели Бауэр. Этой убить – одно удовольствие. Какое счастье, что сейчас она лежит где-то в мэрилендской больнице. И жаль, что профессорша ее недострелила.